Глава десятая
Мангыр чейзен гнал коня, не разбирая дороги. В злобе, он чуть не до крови исхлестал его плетью, а удилами едва не разодрал ему рот. Даже собаки в аалах, мимо которых он проносился, в испуге поджимали хвосты.
И без того накалил себя до предела, а тут еще на пути аал Сульдема. Три черных юрты — самого старика, беспутного Саванды и приблудного Хурбе, а по соседству — добротный дом из желтых еще лиственничных бревен. Дом Соскара… Будто и пожара не было! Еще лучше построил себе дом проклятый выродок! А во дворе-то, во дворе… Слепым надо быть, чтобы не узнать юрту, стоявшую когда-то и в аале чейзена, коров и овец, каких ни у кого нет, кроме Опая чалана. У того самого чалана, с которым тешил себя надеждой породниться Мангыр.
Втайне чейзен надеялся, что Чудурукпай образумится, поймет, сколько трудов стоило отцу сладить их свадьбу с Ончатпой. Упустил Чудурукпай свое счастье. Кому все досталось — красавица оюннарка, богатство чалана? Ладно бы достойному человеку. Рвань, голытьба поперек пути самому чейзену стала! В самую душу плюнули!
Вот они — черт бы их побрал! — стоят возле дома, глядят не наглядятся друг на друга. А на своего правителя и не посмотрели. Будто бродяга какой мимо них едет! Словно крыса поганая мимо них пробежала!
От пестрого шелкового халата Ончатпы в глазах у Мангыра зарябило. «Ну, сынок, — подумал Мангыр, — покажу я тебе. Пусть мне вороны оба глаза выклюют!». Ничего себе, удружил наследник! С дочерью самого подлого человека, презренного Хорека снюхался!
На всем скаку ворвался он в аал Хорека. Хозяева не отважились выйти ему навстречу и только исподтишка поглядывали, как поведет себя разъяренный правитель.
Коня Мангыр привязал прямо к юрте и такой же распаленный, держа в руке кнут, не вошел — ворвался к Хореку. Тот вскочил, протянул руки в знак приветствия.
— Где Чудурукпай? — закричал чейзен.
— Да, да, господин мой, — смешался Хорек. — Недавно был здесь…
— Не мути воду! Говори, где мой сын?
— Успокойтесь, мой господин. Подождите… — уже увереннее заговорил Хорек.
— Некогда мне ждать!
Хорек сам перешел в наступление:
— Где я найду, мой господин, человека, которого нет? Наглость его возымела действие. Чейзен опешил, но не
собирался сдаваться.
— Тебе должно быть известно, что две собаки в одной конуре не уживутся.
— Правильные слова, мой господин, — охотно согласилсяХорек. — Перегрызутся.
Хотя он и не имел власти правителя, на шапке у него был точно такой же шарик чейзена, как и у Мангыра.
— Замолчи! — Мангыр взмахнул плетью, но ударить не успел: Хорек перехватил конец бича.
Они стояли друг против друга, держась за концы кнута, — Мангыр чейзен, трясущийся от ярости и бессилия, и Хорек чейзен, уверенный в своем превосходстве над правителем.
— Ты зачем сбиваешь с пути моего сына? — процедил сквозь зубы Мангыр.
— Он сам нашел свою дорогу.
— Мой сын не нуждается в твоей дочери!
— Не нам судить об этом, мой господин.
— Где Чудурукпай?
Мангыр вырвал плеть из рук улыбающегося Хорека, но ударить не решился: противник был моложе и сильней. Чтобы не показать свою слабость, правитель продолжал ругаться. Лицо его то покрывалось багровыми пятнами, то тут же бледнело, голос срывался.
На его истошный крик прибежал Чудурукпай. Отец накинулся и на него:
— Ты, гадюка, с кем снюхался? С моими врагами? Погубить меня хочешь?
— Что ты, отец?!
Снова свистнула плеть. Защищаясь от удара, Чудурукпай сильно толкнул отца, и тот упал, стукнувшись головой о край сундука. С полки посыпалась посуда, зазвенели разбитые чашки.
Мангыр вскочил, с трудом разогнул спину и приготовился снова напасть на Чудурукпая, словно рысь на ягненка. Глаза его остекленели, лицо перекосилось, губы нервно подергивались. Он медлил, понимая, что сына ему не одолеть. Скрипнул зубами, так что на скулах желваки заходили, и заковылял к двери. Переступил порог юрты, подошел к коню и долго не мог отвязать его. Руки у него дрожали. Кое-как взобрался в седло и, не оборачиваясь, поехал от аала, как-то странно вздернув правое плечо и обвиснув мешком. А к ночи от Мангыра прискакал посыльный.
— Наш господин тяжело заболел.
Чудурукпай тут же собрался и уехал вместе с ним.
— Что ты за человек, сынок, — встретила его со слезами мать.— Ты во всем виноват. Зачем с такими людьми связался?
— При чем тут я?
— Отец приехал и упал. Я думала — сильно пьяный…
— Что у него болит?
— Левая рука и нога отнялись. Жар сильный. Бредит все время. С такой болезнью ни один шаман не справится.
Чудурукпай потупился. Действительно, неладно вышло.
Всю ночь Мангыр не приходил в сознание. Он тяжело дышал, выкрикивал бессвязные слова. Губы у него пересохли, потрескались. Левая рука висела плетью, а правой он то и дело сбрасывал с себя одеяло. Перед рассветом уснул, а очнулся, когда уже взошло солнце.
— Воды, — слабым голосом попросил он.
Ему дали теплого чая. Он жадно выпил полную пиалу.
— Где Чудурук?
— Я здесь…
Мангыр долго не мог говорить. Наконец собрался с силами.
— Ты у меня один… Тебе держать мой аал… Не отходи от меня…
Он снова потерял сознание. Неожиданно открыл глаза, позвал:
— Чудуру-ук…
— Я здесь, здесь.
Облизал сухие губы.
— Золото…
Чудурукпай встрепенулся, приник к нему.
— Какое золото? Где?
— Спрятал… Закопал…
— В Бууре? В Казанаке? — Чудурукпай сгорал от нетерпения.
— Зарыл…
Мангыр знаком попросил приподнять его. Сын подложил ему под спину несколько подушек.
— Я что-то говорил? — спросил он.
— Да, отец. Про какое-то золото.
— Про золото? И что я сказал, сынок?
— Спрятал, сказал. Зарыл.
— Какая ерунда померещилась! — криво усмехнулся чейзен. — Какое золото? Откуда?
— Ты все время повторял, что где-то закопал золото, — с плохо скрываемым раздражением произнес Чудурукпай.
— Бред, сынок… Бред…
Весь день он чувствовал себя неплохо, а к вечеру опять метался в жару, опять пытался сказать о спрятанном золоте. Чудурукпай выходил из себя. Не выдержал, схватил отца за плечи, стал сильно трясти:
— Где ты его спрятал? Где зарыл? Говори!
Мангыр молчал.
Несколько дней провел Чудурукпай у его постели. Отец порой чувствовал себя сносно и тогда сокрушался, что его мучат какие-то кошмары. Но стоило ему ненадолго лишиться сознания, как тут же он звал сына и пытался открыть ему тайну. Наступала минута просветления, — он, будто издеваясь над Чудурукпаем, валил все на бред.
Отлежался Мангыр, полегчало ему. Рука и нога по-прежнему не действовали, но опасность миновала.
Чудурукпай не стал больше задерживаться. Приехал к Хореку злой, с красными, воспаленными от бессонницы глазами.
— Как отец? — первым делом спросил Хорек.
— Стало легче.
— У моего старика тоже был паралич. Он долго не протянул. Сразу за красной солью…
Хорек не договорил и взялся за трубку.