05. Дела сердечные

Марк отсутствующе смотрел в бесконечную серость тяжелого пасмурного неба. Он лежал на абсолютно неподвижной воде, и от этого она казалась твердой, словно камень, сковавший руки и ноги. Ни волны, ни всплеска.
Вместо них Марк слышал приглушенный голос диспетчера. Тяжелое небо втягивало речь прежде, чем она достигала слуха. Сначала Марк силился разобрать хоть слово, но вскоре прикрыл глаза, убаюканный звуком спокойного бесстрастного голоса.
И в совершенно спокойной воде его спины коснулся жесткий и ледяной плавник.
Марк судорожно вдохнул и выгнулся дугой на кровати, весь в холодном поту. И тут же застонал, баюкая потревоженную рану.
По оконному стеклу извилистыми путями стекали крупные капли дождя, и определить время оказалось решительно невозможно. Дисплей сломанных часов показывал только черноту. Впрочем, сердце не подсказало проснуться, значит, работы сегодня снова не будет.
Зарывшись лицом в подушку и слушая стук дождевых капель по стеклу, Марк подождал, пока сон окончательно рассеется. Этому немало способствовал манящий аромат завтрака, заполонивший всю квартиру.
Вот уже неделю он жил словно погруженный в кисель, заторможено, медленно, с усилием совершая любое движение. Не работал, старался меньше двигаться, чтобы быстрее залечить плечо, покладисто ходил на перевязки. Это приносило свои плоды, и даже после такого пробуждения на повязке не проявилось ни пятнышка крови.
Марк вспомнил, как в самый первый день казалось, что он почти в порядке. А вся боль и мучительная скованность в руке пришли уже наутро. Теперь он даже не мог решить, по чему скучает больше, по кентеру с его приятной тяжестью и чувством свободы или по хорошему душу.
Со вздохом покинув постель, Марк стал уплетать омлет с беконом. Все хлопоты с ранением очень отдалили его от мыслей о поломке сердца. Теперь она казалась далекой, не стоящей внимания выдумкой. Но вместе с тем сны ночь от ночи становились все тяжелее и тревожнее. И, просыпаясь рывком, Марк вспоминал, что неспроста сделал предположение.
Под окном бодро бегали автомобили, поднимая из-под колес тучи брызг, и Марк не знал, означает ли это, что сбой найден и устранен, или автодвижение просто открыто, чтобы разгрузить метро.
— Диспетчер, когда меня выпустят на работу? — вызвал он.
— Планировалось сегодня, Марк, — тут же прозвучал ответ. Марк вздрогнул, словно его сон, рассеявшийся было, вновь коснулся его. — Но сегодня вас должен навестить налоговый инспектор.
— Спасибо, что предупредили, — вздохнул Марк.
Налоговая инспекция накатывала на него словно прибой. Набегала, разбивалась, откатывалась обратно, чтобы через пару лет все повторить. По крайней мере, будущий визит сулил некое разнообразие.
Расставив немногочисленные предметы по местам и одевшись, Марк сел обратно на стул и стал ждать, словно в засаде. Предстоящая проверка и правда вырвала его из цепкого объятия тяжелых размышлений, смыв их волной азарта.
Долго ждать не пришлось, и уже через пару минут в дверь коротко и требовательно постучали. Марк приоткрыл ее и взглянул на своего гостя. Тот оказался приземистым и упитанным мужчиной, одетым в типовой деловой костюм. Он умудрился запыхаться, пока ехал на лифте.
— Кезон Ен, — представился он, — налоговый инспектор. Марк Юз, я полагаю?
— Так точно. Рад знакомству. Чем могу помочь? — Марк продолжил смотреть сквозь едва приоткрытую дверь.
— Согласно записям моего управления, за последние семь лет вы не заплатили ни пункта налогов. Я хотел бы войти и обсудить это.
Кезон махнул рукой перед лицом, и Марку подумалось, что у него на забрале было что-то вроде памятки.
— Дело в том, что я нищий. Поэтому не плачу налогов, — он открыл дверь и шагнул в сторону, впуская инспектора.
— Вы не можете быть нищим, Марк. Вы имеете хорошо оплачиваемую работу, каждый месяц получаете премии и несколько авансов за сложные задания.
Марк покачал головой:
— Я не говорил, что не имею заработка. Только то, что я нищий. Можете проверить любым доступным способом.
Он оттащил единственный стул к окну и скромно сел в сторонке, давая инспектору возможность все осмотреть. Устремил взгляд вниз, на дорогу.
Кезон обошел комнату кругом, придирчиво все разглядывая, видимо, в поисков следов поспешно спрятанной роскоши. У стены стояла кровать с тумбочкой. На тумбочке — часы. Напротив — стол с единственным стулом. На двух крюках висела вся одежда. На одном — комбинезон конструкционного корпуса, другой, по-видимому, занимала повседневная одежда, но сейчас на нем осталась только куртка.
На этом осмотр закончился. В комнате не оказалось больше ничего, кроме двери в ванную. Кезон недовольно нахмурился, поглядев на Марка:
— Вы владеете немногим, но все же должны платить налоги. Никто от них не свободен.
— Вовсе нет, — Марк улыбнулся, — я не владею ничем из того, что вы видите перед собой. Даже одежду, которая на мне сейчас, дала мне система во временное пользование.
-То есть вы не платите за жилье, за роскошь, ничего себе не покупаете, и всем этим вас обеспечивает сердце? — Кезон спал с лица.
— Именно так. Согласно протоколу о правах гражданина, который вы, конечно, знаете. — Марк подождал и, не дождавшись ответа, продолжил:
— Каждый гражданин имеет безусловное право на удовлетворение следующих потребностей: жилье, пропитание, гигиена и отправление естественных нужд, производство и потребление необходимого количества информации, труд. В случае если гражданин не может сам обеспечить себе все необходимое, сердце частично или полностью берет расходы по его содержанию на себя. У меня уже семь лет не задерживается на счету более ста пунктов, так что я, очевидно, не способен себя обеспечить.
Кезон беспомощно моргал, мечась взглядом по квартире в поисках того, за что Марка можно было бы прижать, покарав за нахальство. Протокол и правда существовал, но в Плюсе так легко давались пункты, что вряд ли кто-то еще им пользовался.
— Марк, вас решительно невозможно назвать нищим. Вы заработали в прошлом месяце более семидесяти тысяч, а в этом уже забрали более тридцати авансами. Я ведь просто найду, где вы скрываете финансы, и вы понесете куда более серьезную ответственность.
Кезон промокнул вспотевший лоб белым платочком, но Марк только кивнул в окно, не переставая совершать пассы перед лицом:
— Вы видели аллею посреди дороги, когда подъезжали? Я ее строил сегментами весь прошлый год. Строил бы поныне, но к моей инициативе присоединились другие. Сейчас обновляю изношенные вертикальные дороги, реставрирую монумент возрожденному человечеству и собираюсь внести несколько полезных изменений в конструкцию кентера. Взгляните на мои социальные инициативы, и вы найдете все до последнего пункта.
Инспектор опустил собственное забрало и некоторое время молча двигал глазами, сверяя числа. Наконец он закончил, и по выражению лица Марк понял, что речи о налогах больше не идет. Теперь Кезон наклонился к нему, уперев руки в колени, рассматривая с любопытством и еще большим подозрением, чем раньше:
— Зачем вы это делаете, Марк? Зачем играете с системой? Чего ожидаете добиться?
Марк повернул голову, и инспектор слегка отшатнулся, встретив его взгляд.
— Вы приехали на красном авто повышенной комфортности? — неожиданно поинтересовался он вместо ответа. — Оно зарегистрировано за другим владельцем, и тот продолжает платить за него налог на роскошь по сей день, но уже два года за руль садитесь только вы, Кезон.
— У вас нет доступа к подобной информации! — задохнулся от гнева инспектор.
— Как сотрудник конструкционного корпуса, я имею право запросить развернутую информацию по любому транспортному средству. Информация о нарушении уже передана для разбирательства вашему руководству, также на нее обращено внимание системы. Возможно, вам вскоре придется осваивать новую профессию.
Кезон зашатался, словно его ударили по лицу, набрал воздуха в грудь, ничего не сказал, метнулся к двери, повернулся, снова набрал воздуха и, опять ничего не сказав, вылетел прочь. Дверь оглушительно хлопнула.
Марк закинул ногу на ногу и откинулся на спинку стула. Инспектор не потеряет работу. Скорее всего расстанется с «дареным» авто и сам пройдет через подобную проверку, но уж точно надолго забудет дорогу к Марку домой и даже не подумает задавать ему глупые вопросы.
Впереди простирался целый день с единственной задачей — баюкать рану и беречь швы. Однако кровь продолжала кипеть охотничьим азартом. Проверка завершилась, и Марк признал теперь, что расправился с инспектором слишком быстро.
— Я хотел бы взглянуть на монумент возрожденному человечеству после реставрации и лично испытать новую вертикальную дорожку. Мне будет разрешено воспользоваться кентером?
— У вас есть разрешение, Марк.
Восхищенный своей идеей, он только и кинул куртку на плечи, тут же покинув квартиру. Дождь уже кончился, но тучи не собирались так просто рассеиваться.
Марк с наслаждением набрал полную грудь свежего влажного воздуха и отправился пешком к своей цели. Носить кентер поверх брюк оказалось далеко не так удобно, как поверх комбинезона, но вполне терпимо.
Никуда не торопясь, он любовался, как сверкают капельки воды на припаркованных автомобилях и отражаются в больших лужах дома, словно продолжаясь в них.
Показалось, что ближайшее здание движется, и Марк остановился. Жилой дом действительно со скоростью улитки двигался вверх. Из-под земли уже показались краешки новых окон.
Новый этаж был достроен на подземной площадке, и теперь динамические опоры здания медленно и аккуратно поднимали его до уровня земли. Благодаря подобному модульному строительству Марк и сам не раз обнаруживал, что теперь живет на этаж выше. Теперь он не мог сдержать улыбку — высотное здание, словно гриб, подрастало после дождя.
Громадина из бетона и стекла, едущая вверх, притягивала взгляд, и Марк постоял несколько минут, наблюдая.
Монумент возрожденному человечеству встретил его, сверкая. Новое покрытие оказалось немного более темным и совершенно гладким. Марк перешагнул ограду и провел ладонью по новой блестящей поверхности. Издали она выглядела как металл, но на ощупь казалась камнем. И наверняка была куда долговечнее старой.
Марк не слишком жалел о старом виде обелиска. По крайней мере, теперь памятник не рассыплется в пыль на неделе. Его продолжали спрашивать, почему все, что зарабатывает, он тут же пускает на нужды города, а себе домой не купит и стула.
Даже когда он себе задавал тот же вопрос, начинал мяться в поисках нейтрального ответа, чтобы не признаваться себе в том, что любит ощущение причастности, влияния. Любит менять мир вокруг себя и наблюдать результаты. Марк просто не знал другого способа потратить пункты, чтобы потом не терзаться чувством того, что попусту перевел ресурсы.
Он уже давно воспринимал своим домом не каморку на все более высоком этаже, а весь Плюс, каждое его крыло, каждую улицу.
Подъем на вершину монумента занял какие-то секунды, новая дорога выглядела не просто монолитной, но вечной. Когти кентера мгновенно находили ступени и сидели в них, словно влитые.
Однако восхождение не было самоцелью. Там, наверху, в щитке ретранслятора, оставался недосягаемый и невидимый экспериментальный комментарий.
Воровато оглянувшись, Марк раскрыл щиток и увидел его на прежнем месте: «Сердце обеспечивает процесс». И под ним: «ЛОЛ».
— Диспетчер, есть записи о том, чтобы кто-то открывал ретранслятор с моего последнего ремонта?
— Нет, Марк. Только вы открывали его тогда и только что. Всю неделю он был закрыт. Строителям запрещено касаться таких важных узлов. Почему вы спросили? Он снова неисправен?
— Нет, в этот раз все хорошо, просто проверяю свою работу, — как ни в чем не бывало ответил Марк и сделал первый шаг вниз.
«Ну почему эксперименты так часто дают вместо ответов новые вопросы?» — думал он, спускаясь. Нельзя сказать, что он не ожидал странностей. Но комментарии, берущиеся ниоткуда, которые никто никогда не оставлял, временно поставили его в тупик.
На площади сердце повелело повернуться и поменять направление движения. Марк сначала не понял, куда идет, но вскоре за деревьями завидел красно-белый фургончик. Боковую дверь открыл уже знакомый медик, который неделю назад наложил ему швы.
Подумалось, что на такой громадный город на самом деле приходится не так уж много подобных экипажей, ведь выучить врача — совсем не то, что научить ходить в кентере и ознакомить с интуитивно понятной модульной техникой города. В отличие от окружающих устройств, человеческий организм никогда не станет интуитивно понятным.
Лицо медика носило все ту же тусклую печать неизбывной усталости, но движения его рук не потеряли отточенности и легкости. Срезал старую повязку так, что Марк и не почувствовал, осмотрел плотно закрытый чистый шов и стал накладывать свежие бинты.
— Того человека опознали? — решился спросить Марк.
Медик остановился и воззрился на него непонимающе. Стало ясно, что то воспоминание давно смыто валом еще менее приятных впечатлений. Или у работника здравоохранения просто есть привычка, возвращаясь домой, стирать из памяти все увиденное.
— Неделю назад вы забрали из северного крыла тело и наложили мне швы, — напомнил Марк.
— Кажется, опознали, — пожал плечом медик.
— Как его звали, вы не могли бы мне сказать?
— Наверное, мог бы, но не помню, — в этот раз Марка даже не удостоили взгляда.
— Пожалуйста, постарайтесь. Это важно для меня.
Медик закончил перевязку и некоторое время молча смотрел перед собой. Его лицо выразило почти мучительное усилие. Похоже, Марк попал в точку, и эта профессия располагает к жизни без воспоминаний.
— Мирон Юз. Работник пищевого производства.
Марк оцепенел. Все дальнейшее произошло словно в очень медленном немом кино. Марк выкатился из фургона, не поблагодарив за перевязку и информацию, медик захлопнул дверь и отбыл, не попрощавшись.
«Юз».
Вот такие новости обычно и ставят после дня громадную жирную точку. После них только и остается забиться под одеяло и, отвернувшись к стенке, постараться все скорее забыть.
Однако вскоре Марк обнаружил, что торопливо шагает совсем не к своему дому, и вкрадчивые повеления сердца оказались ни при чем. Он мог сказать себе, что это еще один эксперимент. Что будет, если навестить кого-то, когда это не запланировано сердцем? Но ему просто хотелось поболтать.
Оставив кентер на платформе раздатчика, Марк быстро нашел старого друга в реестре квартир. Василий жил в высоченном здании и поездка на лифте с прозрачной стенкой позволяла пережить практически полет над городскими крышами. Даже низкие тяжелые тучи, словно принесенные ветром из сегодняшнего сна, не портили этого впечатления.
Василий открыл почти сразу и улыбнулся Марку:
— Какая приятная неожиданность.
Сказав это, он попросту отошел от двери и упал в одно из кресел, расставленных по разные стороны от небольшого журнального столика. Вернее, это мог быть журнальный столик, чайный, или просто низкая табуретка. Груда исписанной бумаги надежно скрывала загадочный предмет мебели.
Марк сел напротив и некоторое время просто осматривался. Ему случалось бывать у Василия — мужа и видеть его любовь к комфорту и порядку. Стоило признать, что теперь он более всего ожидал увидеть жилище Василия — большого ребенка с игрушками вроде молота короля Билла. А встретился лицом к лицу с Василием — художником.
С нового стекла в громадном окне даже не были сняты защитные красные полосы, зато прямо поверх них приклеены десятки, сотни листов бумаги. Тетрадные, блокнотные, альбомные. Одни оказались плотно, мелко исписаны и снабжены пометками на полях, на других виднелись одно, два предложения или вовсе единственное слово, несколько раз подчеркнутое и обведенное.
Полоса из небрежно приклеенных и приколотых листов тянулась дальше по стене, то ниже, то выше, огибала входную дверь и, пройдя у Марка над головой, возвращалась к окну.
— Не помню, чтобы ты так работал, — покачал головой Марк.
— Я так раньше и не работал, — Василий подпер щеку кулаком. — Иногда нужно просто пересказать некую цепочку событий. Иногда нужна структура. Что и когда ты скажешь, чтобы провести читателя от чего-то знакомого по линии своих рассуждений. Потом ты возвращаешь его обратно к знакомому и понятному, но пусть он посмотрит на это иначе.
— Король Билл такого требует? — удивился Марк.
— Не требует! — хитро улыбнулся Василий. — Но я вижу, ты сам ко мне явился, значит, сам хотел что-то обсудить.
— Есть такое дело. Ты когда-нибудь встречал человека с таким же кодом, как у тебя?
— Никогда. А ты что, встретил? — Василий поднял брови.
— Почти. Он был мертв, и я расследовал инцидент неделю назад. Ты думал о том, что означают коды?
 Василий молчал почти минуту, и Марк уже не был уверен, что получит хоть какой-то ответ.
— Думал, и немало. Пришел, например, к тому, что все они легко произносимые. То есть ты не встретишь человека с кодом Гд. Или А1б. Исходя из этого, двухбуквенных кодов должно быть меньше тысячи. А это в свою очередь означает, что в городе больше десяти тысяч человек с любым из них.
Марк сощурился, глядя на старого друга. За сегодняшний день он удивил уже второй раз. Привычно было видеть Василия оторванным от мира мечтателем. Оттого диковато оказалось узнать, что он, как и сам Марк, каждую минуту внимательнейшим образом анализирует все, что видит вокруг.
— Это исключает изначальное значение фамилий, — спокойно продолжал Василий. — К тому же у моих детей совсем другие коды. Сердце формирует дружеские компании и семейные пары по психотипам, но ни там, ни там коды не повторяются. Если предположить, что одинаково маркируются работники одной сферы, то всех писателей города звали бы Эо. Таким образом, все возможные социальные группировки исключаются.
— И что нам остается?
— Догадки, друг мой, сплошные домыслы. В сухом остатке — то, что в городе есть около десяти, пятнадцати тысяч человек, с которыми ты никогда не должен встречаться, а значит, группировка в корне другого рода. Я предполагаю, что мы говорим о твоих потенциальных врагах. Тех, с кем ты можешь вступить в конфронтацию.
Марк застыл. У него никогда не было врагов. Даже не приходилось в жизни на кого-то повышать голос, не говоря об откровенной неприязни. Он открыл рот, чтобы ответить, но, словно незримый третий собеседник, голос подала диспетчер:
— Марк, чрезвычайная ситуация. Критическая. Система прогнозирует человеческие жертвы. Вы сейчас ближе всех и можете вмешаться.
— Я готов, — ответил он, бросив на Василия виноватый взгляд. В голове пронеслась мысль о том, что это уже второй разговор, прерванный срочным вызовом. — Теория невероятна!
С этими словами он пулей вылетел вон. Василий только поднял ладонь на прощание, довольно улыбаясь.
Внизу в раздатчике уже ждал не только кентер, но и ящик с инструментами. Застегнув ремни и подхватив оборудование, Марк почти выбежал на улицу. Повеления сердца вели его к ближайшей станции метро. Внешний Юго-восток 1.
Марк полагал, что сейчас куда-то поедет, но сердце остановило его прямо посреди нижнего зала, рядом с небольшим фонтаном недалеко от эскалаторов. Неполадки на станции метро действительно обещали большие проблемы.
Марк поднял голову. Могло показаться, что стальная полоса монорельса висит прямо в воздухе. Скорее всего потому, что так оно и было. Мощные агравитационные якоря на станциях каждую секунду контролировали как рельс, так и вагоны, прочно удерживая их на траектории. Выход из строя одного из мощных якорей мог привести к смещению всей ветки, и тогда…
Опустив забрало, он стал внимательно осматривать опутанное частой сетью коммуникаций нутро станции, но нигде не увидел и проблеска тревожного красного света.
— Диспетчер, о какой неполадке идет речь? С виду здесь все цело.
— Тревожный сигнал не ясен. Система сообщает, что в свете критического сбоя в опасности жизни людей, и это все.
— Что ж, проведем осмотр по порядку. Разгрузите пока станцию насколько возможно, — вздохнул Марк. Кентер отреагировал на его желание подняться повыше, оставив пол далеко внизу.  Легко лавируя среди немногочисленных прохожих, он переступал длинными сверкающими ногами к эскалаторам, туда, где над аркой виднелся щиток ретранслятора.
Открыв крышку, Марк заглянул внутрь.