Глава седьмая
Коммуна имени Хемчик-оола сразу же встала не на одну ногу, а на обе. Так и бывает, если сверху как следует «нажать и подтянуть». В Туве началась сплошная коллективизация, хотя уровень сознания аратов, производственные силы не дошли еще до нужной ступени развития. Тех, кто не вступил в коммуну, притесняли, оставляя без пастбищ для скота, выселяя на неплодородные земли. Считали их кулаками, отбирали скот. Коллективизация схватила аратов за горло.
Ситуация, когда не соблюдались интересы аратов, была на руку таким группировкам, как «кулачная партия», «толчок-партия».
Руководители коммуны собрали в Усть-Барыке всех «хемчик-ооловцев», всех, кто мог и не мог работать. Призвали заготовить корма для скота. Решение правильное, только вот на заготовку отправляли всех без рабора, даже молодых матерей, еще не оправившихся после родов.
Тем не менее, среди людей царило веселье, слышались песни. Если до недавного времени люди пели о том, что «во всем мире совершилась революция», то теперь сочинили новую песню:
Купим плуг,
будем работать как братья.
Придут оставшиеся баи,
с нами ничего не сделают.
Купим трактор,
будем работать как братья,
придут чуть живые баи,
ничего с нами не сделают.
У бедных коммунаров на самом деле вместо железного плуга было всего пять или шесть каких-то железяк и около двадцати деревянных плугов с железными наконечниками.
А о тракторе и не мечтали. Говорят, что в СССР есть такое железное животное, которое само ходит, что-то горит у него внутри, а сзади можно привязать много плугов и за один день распахать большое поле, примерно как Ала-Таар в Оттук-Даше. Араты не уставали удивляться этим рассказам.
Настроение у коммунаров, заготавливавших сено, поднимал некий Сержикей, маленького роста рябой парень. Он немного поучился чему-то в Москве. Никто не знает, почему бросил учебу. Только и умеет хвастаться, что «учился с товарищем Тока». Имя Тока и было его «дипломом».
Сержикей был веселым человеком: организует молодежь и покажут они пьеску про оставшихся богачей, феодалов, чиновников, в стенгазете нарисует, как пьяный человек спит под оградой, как пьяницы сосут араку прямо из горлышка когээржика, сочинит стихи. Стенгазету вывешивал на видном месте.
На сенокос идти или на обед — построит коммунаров в шеренгу, заставит маршировать под песни. Все это только одному Саванды очень нравилось.
— Патрон-сатрон есть, партизан Саванды есть, — ликовал он.
Саванды уже не тот унылый мужик, который плакал из-за пропажи коня. Взбодрился. Лицо лоснится. Никто не похитил Мухортого, он спокойно пасся на лугу, разжирел на травах Шавыгалыг Куу-Дага. Нашелся конь, которого Саванды на всю Туву объявил «недействительным». Когда Мухортый объявился, он сам поставил ему тавром, раскаленным докрасна, клеймо «Х» на все четыре ноги.
Побольше бы таких, как Сержикей и Саванды: полезно и для души, и для работы. Шутка и веселье — двигатель жизни.
Закончив дневную работу, коммунары развели костер под большими ивняками на Каът-Арыге. Укрепили на возвышении красный флаг. Стали устраиваться на ночлег. В соломенных шалашах спали только женщины с малыми детьми. Остальные — под открытым небом. Молодожены парами тихонько исчезали ночью. Силы есть, земли хватает. Приходили со своими одеялами только на рассвете.
Разделение труда — это здорово! В золе не измажешься, огонь не надо раздувать: есть повара, желудки коммунаров зависят от них. Мяса полно. Весь скот в Усть-Барыке принадлежит коммуне. Если на боку, на рогах или губах скотины есть клеймо, или отрезаны уши, ее можно резать.
На обед с сенокоса приходили строем. Молодые матери сразу же бросались к люлькам, висящим на деревьях. Старые женщины, которые нянчились весь день с детьми, вздыхали с облегчением: передышка.
В деревянных корытцах — свежесваренное мясо, от него идет пар. Его никто не делит, каждый берет столько, сколько хочет. Закон коммуны таков — от каждого по способностям, каждому по потребностям. Тарелки наполнялись жирным супом.
Однажды, когда коммунары уже пили чай, прискакал всадник. Его конь вспотел. Богатая упряжь: на уздечке с недоуздком — выпуклые серебряные бляшки, красное седло, коричневый чепрак, плетеный желтый аркан. Мужчина привязал коня, но тот был неспокоен, бил копытами землю, со звоном кусал железные удила. На высоком, широкоплечем, крутолобом всаднике был шелковый коричневый тон, черные кожаные идики. Да это же Шыырак-оол, нам-дарга! Руководитель «кулачной партии»!
Поздоровавшись, Шыырак-оол поел мяса, выпил чаю, покурил. После обеда народ не очень-то торопился на работу. Надо немножко отдохнуть в жару.
Шыырак-оол сначала вежливо поговорил с Сержикеем и другими о работе: как трава в этом году? Какой будет урожай хлеба? Заинтересованные коммунары тоже стали подсаживаться к руководителю кулачной партии. Шыырак-оол заранее все рассчитал, постепенно привлекая внимание коммунаров. И неожиданно вскочил с места:
— Братья, сестры, ваша так называемая народно-революционная партия, на которую вы чуть ли не молитесь, не капиталистическая, не социалистическая, а просто толпа обывателей! Члены партии лгут, что хотят счастья народу, бедному человеку. На самом деле они хотят лишь власти, загоняют вас в колхозы и коммуны. Коммуна — это пустое дело, товарищи, дунь — рассыплется. Одуванчик, и тот крепче. Если вы останетесь в коммуне, весь скот смешается. Об этом знает ваш партизан, председатель по баранам-производителям Саванды. Трудно определить, от какого козла козленок, от какого барана ягненок. И у людей постепенно будет то же самое. Вот вы тут все сидите, и это только начало. Общими будут жены и мужья. Дети будут общими. Если не хотите быть похожими на животных, то расстаньтесь с коммуной и вступайте в кулачную партию…
Араты рты разинули. Люди и так путались в политических вопросах. Вчера коммунары говорили: «вступайте в коммуну», сегодня «кулачник» агитирует выйти оттуда… Кого слушать-то?
Член партии Калыын-оол всегда был тихим человком, и если люди на собрании начинали говорить, спорить громко при серьезном разговоре, его тихий голос совсем пропадал. Вот и теперь он молчит. Председатель по ликвидации неграмотности Шаннаа уставился в кострище. Послышались голоса:
— Нам-дарга правильно говорит!
— Выходим из коммуны!
— Распустить коммуну!
— Эта коммуна обделила моих детей, забрала несколько голов скота.
— Долой коммуну!
Калыын-оол не выдержал и вскочил с места:
– Тихо, товарищи! Прекратите шуметь. Прежде чем кричать, надо подумать. Что сделала народная партия? Народная партия дала нам, аратам, свободу, письменность, новую жизнь. Народная власть завоевала для нас все права, мы теперь свободны. Народная партия создала письменность. Народная партия дала нам мыло, мы теперь чистые. Что показала нам «кулачная партия», кроме кулака? Я слушал недавно на Сенеке речь товарища Шыырак-оола. Там он говорил, что если мы расстанемся с феодалами, то араты сами не смогут удержать власть. Это ложь.
Затем он погрозил пальцем в сторону Шыырак-оола.
— Это не так, товарищ руководитель «кулачной партии»! Кто руководители правительства и ТНРП? Феодалы? Нет. Они в основном — дети бедных аратов, — он повысил голос. — Я слышал, что один Чурмит-Дажы был ламой. Это ничего, если он на стороне простого народа, то никому не интересно, что он лама. Говорят, Буян-Бадыргы и Дондук были феодалами, но они участвовали в революции, стояли во главе правительства. Что тут плохого, это хорошо. Остальные товарищи — выходцы из народа. Мы знаем Данчая, Хемчик-оола. Хемчик-оол родом из Хайыракана, это рядом. Я с ним в родстве, жена Хемчик-оола — сестра моей жены. Товарищ Тока — сын бедной аратки Тас-Баштыг, у большого начальника отца нет, он безотцовщина… Если так разобраться, все понятно. Кто руководит ТНР? Араты!
С разных сторон послышались слова в поддержку теперь уже Калыын-оола:
— Верно говорит сын арата!
— Ура-а!
— Долой «кулачную партию»!
— Пусть Шыырак-оол убирается отсюда!
Видимо, Шыырак-оол привык к таким ситуациям. Он, не торопясь, спокойно выслушал все, что бросали в его адрес.
— Я не один, — продолжил Шыырак-оол. — В каждом уголке Тувы есть такие «кулачные партии». Мы верим в свою идею. Наш центр в Кызыле. И «идер нам» идет по нашим следам.
* * *
Он верно сказал, молодежные группировки «идер нам» поднимали целые клубы пыли не только в Усть-Барыке, но и во всей Туве. Их цели не отличались от целей «чудурук нам». «Идер нам» развращала молодежь, препятствовала учебе молодых, распространяла сплетни о том, что студентов в Монголии кормят вонючей рыбой, а в СССР — змеиным мясом.
Узнав, что дочка стариков Сульдема и Кежикмы будет учиться в Москве, в аал сразу же прискакал представитель «идер нам» Бапаа. Люди его называли Тижек-Бапаа[1].
Прямо при родителях Бапaa начал «учить» Аайну:
— Плохо, что ты изменила свое имя Адаска, дунмам. Плохо, что едешь учиться в Маспаа. Как будешь есть змеиное мясо? Такиx как ты девушек забирают в русскую страну, а там будут держать в домах бартак[2]. Русские девушки кончились, поэтому стали собирать девушек из других стран.Теперь в Туве собирают, беда, дунмам.
Старик Сульдем хорошо знает дурня Бапу, поэтому спокойно отвечает:
— Мы не вмешиваемся в это, парень. Секретарь молодежной организации знает, как лучше.
Бапаа еще пуще:
— Ха, ревсомолу нечем заняться, это пустая затея, старик. Их там всех разогнать надо!
— Разгоняй «идер нам».
С тех пор Бапаа не наведывался к ним.
* * *
Пока выступал нам-дарга, из-за высоких ивняков подошел человек и встал среди коммунаров. Это был секретарь партячейки Буян. Кулачная и народная партии встретились.
Руководитель кулачной партии, увидев его, приумолк, секретарь партячейки предложил:
— Продолжайте, дарга. После вас я возьму слово.
Шыырак-оол ответил:
— Мне больше нечего сказать.
— Тогда и мне нечего, — будто пошутил Буян.
Нам-дарга вскочил на коня. Только его и видели.
Как только исчез «кулачный боец», Буян торопливо сказал:
— Хорошо вы повоевали. Слышал краем уха. Молодцы. «Кулачникам» кулаком надо отвечать. Слово одно, кулака два. Почему…
— Вы пешком пришли, дарга? — перебил его Сержикей. — Где ваш конь?
— Я на машине приехал. Почему…
— Машины всегда такие, — сказал Cepжикей, будто сам всю жизнь только и катался на автомобиле, — только фырчат, звука почти нет.
Увидеть хоть мельком машину — невероятная удача. До сих пор были еще люди, которые не видели «огненной телеги».
— Почему вы не работаете? — взволнованно спросил Буян. — Начальство приехало.
— Где? Кто?!
— В Шенек-Арыге. Приехал посмотреть на вашу работу.
— Один человек?
— Один.
— Кто?
— Товарищ Тока…
Коммунары открыли рты. Вот это да! Приехал большой вождь, да еще самый первый, а целая коммуна почти весь день без работы!
Сержикей стал возмущаться:
— Что будем делать? Поесть-то что-нибудь осталось? Надо бы экономнее быть, но Саванды разве что-нибудь оставит? Будем строиться, дарга?
— Работайте, — посоветовал Буян. — Я приехал заранее, чтобы вас предупредить. Товарищ Тока хочет с нами поговорить.
Все вскочили, мужчины схватили косы и убежали. Молодежь и женщины собирали сушняк для костра, старые женщины тоже всполошились — так раскачали люльки с детьми, что ветки ивняка согнулись.
Но руководство что-то долго не появлялось. Взволнованные люди стали успокаиваться, приходить в себя, переговариваться, некоторые закурили.
— Может, обратно уехал?
— Не может быть.
— Вот настоящий руководитель, в первую очередь проверяет, как люди работают!
— Чиновники только допрашивать да наказывать умеют.
— Смотрите, идет, идет!
Опять блестят косы, с шорохом падают травы.
К аратам шел среднего роста парень. Густые черные волосы зачесаны назад, белолицый, среднего роста, худощавый, не красивый, но приятной наружности. На нем военная форме без отличительных знаков. Чуть отстав, шел Буян и, что-то показывая, объяснял ему. Сзади ехала лековая машина.
— Вот caм товарищ Тока! — прошептал людям Сержикей и пошел к нему навстречу.
Увидев перед собой невысокого рябого человека, Тока удивился.
— Товаращ Сержикей? — спросил он.
— Я, дарга, — улыбнулся до ушей тот.
— Здравствуйте, товарищ Сержикей. Вы не забыли Москву и КУТВ?
Тока протянул ему белые нежные руки, привычные работать за столом.
«Те же руки, — подумал Сержикей. — Повзрослел. А волосы даже гуще стали. Узнал меня».
— Здравствуйте, дарга, как я мог забыть?
— Значит, ты здесь, Сержикей?
— Здесь работаю, — мягко ответил Сержикей. — А вы продолжаете служить своему народу, партии и правительству.
— Везде нужно работать хорошо, — ласково сказал Тока. — Ты женился, Сержикей?
«Всегда он так, — подумал Сержикей. — Любит поговорить про женщин, девушек, не оставил привычки. Все же молодой еще совсем».
— До сих пор холост, дарга.
— Разве так можно, — пожурил его однокурсник. — Годы-то идут. В коммуне нет молодых девушек?
— Есть. Женюсь когда-нибудь, может быть.
— Когда-нибудь, может быть, — повторил Тока и рассмеялся.
Потом дарга поздоровался с работавшими коммунарами. В это время подъехала машина, подошли косари.
— Как работается, товарищи? — спросил дарга. — Цел ли скот? Не съели, сославшись на коммуну? Хватает ли продуктов? Кто ваш руководитель?
— Все хорошо, — ответил за коммунаров Буян. — Народ день и ночь работает, чтобы качественно и в срок выполнить указание Тувинской народно-революционной партии и правительства. Руководитель коммуны здесь. Его зовут Дет-Бошка. А работой заправляет товарищ Сержикей.
— Работаете вы в основном хорошо, товарищи, — продолжил дарга. — Сплоченно, дружно. Но вижу, нерасторопны. На лугу внизу скошено сено. Когда вы его косили? Снизу пробивается молодая травка, разве так можно, товарищи?
Люди молчали. Не Сержикей, а Буян стал защищаться:
— Последние дни шел дождь, дарга. И где это небо прорвало?..
— Когда косишь, всегда так, — послышался голос. — Бывало, скашивали гнилую траву.
Буян строго оглядел людей и кивнул в сторону говорящего, махнув рукой: «Помолчи».
— Нечего на небо жаловаться, товарищи, — сказал Тока. — Надо использовать даже час ясный, чтобы сено высушить. Вставайте с мягкого места. Так, товарищи?
Голоса загудели:
— Так, так.
Послышались аплодисменты. Тока сразу завоевал сердца людей, проник в души. Конечно, потом приедут другие товарищи, начнут бранить, а может, и допрашивать, но этот руководитель не такой, разговаривает с народом, справляется о хозяйстве. Коммунары поверили: Тока надежен и человечен.
Таким образом, разговор на лугу постепенно перешел в праздничное собрание.
Тока (поправив ремень):
— Народ Тувы под руководством революционной партии и правительства пошел по пути коллективизации, товарищи (аплодисменты). Доказательство — ваша коммуна имени Хемчик-оола. Ваша мужественная работа является примером для всей Тувы. Будущее народа Тувы — в переходе на коллективное хозяйствование. Руководство ТНРП и правительство ставят перед вами, товарищи, эту цель. И мы достигнем этой цели с братской помощью великого СССР, мудрого великого Сталина, горячо любимого вождя простого народа всей земли. Да здравствует товарищ Сталин, товарищи! Сталин — любимый отец советского народа!». (Громкие продолжительные аплодисменты.)
Буян (подняв pyку):
— Великому Сталину — ура-а! Ура-а! (Коммунары поддерживают криками).
Сержикей:
— Вечная слава товарищу Сталину! (Громкие аплодисменты).
Буян (успокаивая людей):
— Сегодня у нас счастливый, праздничный день, товарищи: к нам в гости приехал наш любимый вождь товарищ Тока. Вы внимательно выслушали его слова, они дороже золота. Учитывая замечания и советы нашего дарги, с этого дня мы начнем работать, засучив рукава. Да здравствует любимый вождь рабочего народа Тувы товарищ Тока, сердце и кровь партии! (Громкие аплодисменты).
В это время из сидящего народа, как гриб из травы, как-то подозрительно стал приподниматься Саванды — как всегда, в рваной шинели, с ножнами на боку и с пятиконечной звездой на грязной шапке. Сколько ни махал руками запаниковавший Буян, Саванды все же отдал честь:
— Патрон-сатрон есть, партизан Саванды есть, я и богат, и себе не рад (смех.)
Буян (сердито):
— Сядь. Слово одно, кулака два…
Тока (удивленно):
— Кто это?
Буян (машет рукой):
— Придурковатый мужик, бродит по аалам, болтает, что попало.
Тока:
— Говори, говори!
Саванды:
— Говорят, что в Элегесте создали госэкономию, это верно, дарга?
Тока:
— Верно, верно. Там мы создали государственное хозяйство.
Саванды:
— Значит, это туда ушло движимое-недвижимое имущество Ажикая?
Тока:
— Да, основную часть его табуна передали госхозу.
Саванды (взволнованно):
— Это верно, что в Элегест прибыли тыраактор[3], дарга?
Тока:
— Да, так. Советское правительство подарило нам несколько тракторов марки «Фордзон».
Саванды:
— А простой арат может научиться ездить на тыраактор?
Тока:
— Может, конечно. Ты хочешь научиться водить его?
Саванды:
— Да сколько можно сидеть в седле? Мой Мухортый совсем состарился.
Тока (тихо Буяну):
— Мухортый – это кто? Его жена?
Буян:
— Какая там жена. Так он называет своего коня, дарга.
Тока (сдерживая улыбку):
— Ты не тот ли человек, который давал объявление, что лошадь недействительна?
Буян:
— Тот, тот, дарга. (Обращаясь к Саванды):
— Хватит, садись!
Тока (обращаясь к Саванды):
— Конь не документ, не надо объявлять его недействительным. И как это газетчики пропустили?
Саванды (весело):
— Мой Мухортый нашелся, я поставил ему клеймо с буквой «Х» и сдал в коммуну. Его, себя, жену Чымчак-Сарыг и детей.
Тока (шутя):
— А их заклеймил?
Саванды (шутя):
— Нет, нет, дарга! Жена не позволит поставить печать на мягком месте! (Хохот).
Тока (от души рассмеявшись):
— А не прошло ли твое время, чтобы учиться водить трактор? Нужно отправлять молодежь. Этой зимой в Элегесте будем учить на трактористов людей из разных хошунов.
Саванды:
— Если человек хочет учиться, то возраст не помеха, дарга. Грамоте я выучился, от буквы «а» до буквы «я».
Тока:
— Если у тебя такое большое желание, учись. Подумайте, товарищи Буян, Сержикей. Председателю коммуны тоже надо сказать.
Саванды (подбежал и пожал руку Токе):
— Да здравствует наш мудрый учитель Тока! (Громкие аплодисменты.)
Буян (торопливо):
— Теперь приступим к работе, товарищи.
Саванды (подняв обе руки):
— Да здравствую я! Да здравствует Мухортый! (Аплодисменты.)
Буян сердился, готов был брата на части разорвать: «Нечего лезть к великому вождю со своим ободранным конем!» Так хорошо шел разговор, но Саванды все чуть не испортил, всем стало неловко, все заторопились. Тока будто и не заметил выходки Саванды. Провожая даргу с зеленой поляны, каждый пожал ему руку. Это было большой радостью для коммунаров.
