Заяц и Волк
Шыяан, в стародавние времена, когда на земле только-только появились леса и разные травы, жил на свете царь всех животных, дедушка Ак-Кандаазы, что значит Белая Безрукавка. И вот однажды ранним утром пошел царь животных за водой и, чтобы собрать хвороста для разжигания огня в юрте. Вышел он на поляну и слышит, что все леса и травы мира шелестят на ветру и что-то говорят. Прислушался царь, и вот, что он услышал.
– О, царь всех зверей, мы передаем тебе слова нашего царя, царя всех растений! Среди всех твоих подданных есть одно существо, которое наносит нам огромный вред. Если ты не выявишь виновного в течение трех дней, я не стану больше укрывать животных под сенью деревьев и кустов, перестану кормить их обильными и вкусными травами. Не успеешь ты глазом моргнуть, как все растения исчезнут, и кроме песка ты ничего не увидишь на всем белом свете. Если ты исполнишь мое требование, то можешь и дальше жить мирно, а твои подданные могут и дальше питаться всеми растениями. Так сказал наш царь! – говорили и грустно пели все растения и с дуновением ветра исчезали понемногу с лица земли. Никогда не грустил Ак-Кандаазы, а тут загрустил, никогда не тосковал, а тут затосковал не на шутку, и призвал он к себе Летучую мышь.
– Вот что, Летучая мышь, видно, придется нашему народу изведать ужасный голод, от которого все мы погибнем. Ты знаешь язык всех птиц, всех зверей – и хищников, и травоядных – всех, кто копает себе норы и берлоги в земле. Все животные ночью собираются в своих норах, берлогах, гнездах и под сенью деревьев и кустов, а ты летаешь по ночам. Облети-ка ты всех этой ночью и приведи всех сюда ранним утром, когда заря чуть-чуть лишь заблестит на востоке, когда верхушки деревьев и камней едва лишь завиднеются в утренних сумерках! – повелел царь.
И отправилась Летучая мышь, пролетая открытые места, а в закрытых местах заглядывая в расщелины скал, в дупла деревьев, в гнезда, норы и берлоги. Всю ночь летала она, а на самой заре, когда первые лучи солнца едва-едва забрезжили на востоке, собрала она всех животных и привела их к царю.
Шыяан, собрались все животные от белоголовой медведицы-матери до крохотной белой мыши и по звериному обычаю поклонились своему царю.
Оглядел царь всех своих подданных и сделал первое объявление.
– Всем, кто умеет копать землю, повелеваю выкопать к малому полудню огромную яму-пропасть, которая чуть-чуть не доходила бы до нижнего мира!
И начали все, кто умеет копать землю, исполнять повеление царя и к малому полудню выкопали пропасть. И снова собрался весь звериный народ и зашумел, как бурное черное море, ожидая следующего повеления царя. Вышел Ак-Кандаазы из своего стойбища, что скрывалась в черной ложбине среди темных елей, и сделал второе объявление.
– Слушайте все! Если все мы, начиная с меня, вашего хана-отца, не выявим виновного того, кто наносит вред царству растений, и не исправимся, то в этом блаженном мире, который вскармливает нас, как мать, кормящая грудью, и словно отец, взращивает нас, не будет больше ни деревьев, ни трав. И тогда род наш пресечется, и земля опустеет, и не будет здесь ни каркающего ворона, ни стрекочущей сороки. И потому завтра ранним утром, когда заря чуть-чуть лишь заблестит на востоке, когда верхушки деревьев и камней едва лишь завиднеются в утренних сумерках. Мы все будем перепрыгивать через эту пропасть. Невиновные перепрыгнут ее, а виновные упадут на дно пропасти и там погибнут!» – огласил он свой царский указ.
И разошелся народ по своим гнездам, норам, лежбищам и логовам, обсуждая царский указ и споря о том, кто упадет в эту страшную пропасть. Кто-то хвастался, что уж он-то запросто перепрыгнет, кто-то со страхом ожидал завтрашнего утра.
– Вот и пришло время мне умирать, – со страхом и тоской думал серый Волк. – Наверно, нет на всем белом свете существа виновнее меня. Тех, кто имеет вымя, вместе с выменем съедал я, имеющих слизь, вместе со слизью пожирал я. Кому же, как не мне придется упасть на дно черной пропасти. Вот обрадуются, ненавидящие меня, и будут до самой смерти радоваться, вот засмеются, жаждущие мести, и будут до самой смерти смеяться надо мной.
Так думал Волк и кричал, и плакал, и выл до самого утра. С тех самых пор и повелось, что волки воют по ночам.
А Заяц, лежавший под кустом ивы, начал смеяться над плачущим Волком, да так, что у него даже печень чуть не засохла от смеха.
– Конечно же, ты во всем виноват. Кому же, как не тебе умирать на дне пропасти! Надо было быть таким же невинным и безобидным, как я. Так тебе, злодею, и надо! – насмехался он над Волком. И так он смеялся до самого утра, что у него от смеха лопнула верхняя губа и уши заострились. Так он и остался навсегда с острыми ушами и щелястой губой.
Наутро у края пропасти собрался весь звериный народ от самых больших животных до самой крохотной мыши.
– Ну что, подданные мои, начнем! Нас много, а времени мало. Пусть волчонок прыгает первым! – провозгласил царь-отец.
Отошёл волчонок подальше, разбежался так, что у него даже язык вывалился изо рта, и перепрыгнул через пропасть. Следующим был Заяц. Он отошёл ещё дальше и, как пущенная стрела, побежал к пропасти. Прыгнул он, оттолкнувшись из всех сил своими длинными ногами, но пролетев чуть больше половины расстояния до другого края пропасти, рухнул в неё, да так, что только короткий хвостик и кончики острых длинных ушей мелькнули у всех перед глазами. Увидев такое, виновные в чём-либо, начали каяться, невиновные признаваться в том, что ничего плохого не совершили. И после этого все благополучно перепрыгнули через пропасть.
– Вот и выяснилось всё! – провозгласило молодое деревце, бывшее посланником царя всех растений. – Волки, хоть и были виновны, но признали вину и покаялись, и потому перепрыгнули через пропасть. А Заяц объедал нежную кору совсем ещё крохотных деревьев, которые только-только начинали жить и ещё не набрали ни сил, ни жизненных соков, и тем самым обрекал их на погибель. Но он не признал свою вину и, поэтому, упал на дно пропасти. А все остальные по примеру Волка покаялись в своих грехах и смогли перепрыгнуть через пропасть. Что ж, пусть Заяц остаётся жить, но пусть он будет самым трусливым из всех животных!
А Заяц, сидя на дне пропасти, всё смотрел наверх и кричал; «Умираю, пропадаю! Спасите меня, друзья! Я всё осознал и признаю свою вину». Неизвестно, сколько он просидел на дне этой пропасти, но с тех пор он, когда делает остановку, никогда не становится на все четыре лапы, как все остальные четвероногие, а всегда садится только на задние лапы. А от того, что так долго глядел наверх, сидя в пропасти, он так и остался косоглазым.
С тех самых пор не осталось среди всех животных никого, кто не признавался бы и не каялся, если совершил что-то нехорошее.