Возвращение…

Тут же, на заставе, нам был передан из Кызыла новый приказ: «Всех участников бандитского мятежа собрать для отправки в Кызыл. Вместе с ними должны прибыть руководители поселковых Советов, где имелись мятежники».
Собрать всех бывших лесных бродяг и отвезти их под конвоем в ближайший районный центр было не так трудно, как избавиться от криков и плача их жен. В телеги, куда сажали арестованных, кидались в безутешном горе женщины, оглашали воплями округу, рвали на себе волосы. Нам пришлось ожесточить сердца: не мы заварили эту кашу, а их мужья.
Добрались до Турана. По улицам проехали на рысях, с развернутыми знаменами, пели маршевые песни: русские и тувинские. Телеги с арестованными следовали сзади в сопровождении конвоя. Население Турана вышло на улицы, нам махали платками, кричали «ура». Только жены лесных бандитов рыдали, раздирая себе лица ногтями. Что мы могли поделать? Кончук, тоже с невеселым лицом созерцавший эту картину, сказал задумчиво:
— Что делать, друг… Либо мы их, либо они нас. Середины не дано.
Когда мы наконец добрались до Кызыла, на Енисее начался паводок. Бушевала рыжая вспененная вода, вышла из берегов, сорвала паромную переправу. Пришлось переправляться на лодках, бешеное течение сносило далеко вниз, выгрести против течения едва удалось. Мы сдали привезенных мятежников конвою, а сами с песней   промаршировали по городу к казармам. Прохожие разглядывали нас с удивлением: конец мая, тепло, а мы в полушубках…
Но вот кончилась наша военная страда. В казарме сдали мы наше боевое снаряжение, форму, напялили просторные, показавшиеся неудобными и мешковатыми, пальто. Первое время я иногда машинально хватался за пояс: забыл портупею надеть!.. Но и мирная жизнь входила в свои берега, брала над нами сладкую власть…
В партшколе нас первой встретила моя землячка Уйнукай, закричала, радостно всплеснув руками:
— О-о, девочки! Ангыр-оол вернулся! Мунзук! Базыр-Сат… Скорей, глядите!
Со всех сторон сбежались к нам друзья и девушки, тормошат нас, кричат, дергают за руки:
— Похудели!.. Загорели, как головешки…
— Глаза красные…— крикнула кто-то из девушек. — Говорят, кто людей убивал, у того глаза красные… Ой!
— Ветер нахлестал… Вот дурочки! — сказал подошедший однокурсник Кара-Хевек. — Отпустите вы их, им собраться надо.
— Куда собраться? — удивленно спросил я. — Опять куда-то отправляют?
— Завтра утром рано на пароходе «Улуг-Хем» поплывем в Шагонар, — объяснил Кара-Хевек, насладившись нашей растерянностью. — Практику посылают проходить в Улуг-Хемском районе. Руководителем у нас будет Найданов. Одиннадцать человек едет…
— Что такое «практика»? Опять, что ли, военный поход? — спросил недовольно Базыр-Сат. — Дали бы отдохнуть…
— Это решение Народного правительства и ЦК ревсомола, — вмешалась Уйнукай, обдав Базыр-Сата гневным взглядом черных продолговатых глаз. — Задание. Ответственное задание. — И, фыркнув, добавила:
— Ангыр-оол, будешь учить таргаларов районных работать. Понял? Как представитель ЦК! Вместе будем учить, вот как!
Засмеялась, показывая ямки на смуглых гладких щеках. Недолго думая, я схватил подружку за плечи и расцеловал в обе щеки.
— Вот тебе, насмешница! Это мой военный привет всем нашим девчатам.
Уйнукай покраснела и убежала, а мы с друзьями продолжали расспросы. Оказалось, что будем проверять не столько грамотность наших таргаларов, сколько классовую принадлежность. Народное правительство Тувы после кулацкого мятежа постановило изгнать с руководящих постов бывших баев и чиновников. Ненадежным они оказались народом, не оправдали доверия…
«Значит, снова классовая борьба, — думал я, лежа в своей постели в общежитии партшколы. — Ох, какое бурное, неспокойное время наступило!.. И хорошо, что я оказался в самом круговороте. Наверное, сейчас стыдно оставаться в стороне, сидеть сложа руки…»
В эту ночь я так и не заснул от мыслей, набегавших одна на другую. На рассвете поднялся, открыл свой сундучок, стал разбирать карандаши и кисточки. Еще прошлой ночью я так же проверял и чистил ружье, готовясь к последнему военному переходу…
Наконец и «Улуг-Хем» подал свой звучный призывный голос, прогоняя сон у самых ленивых. Пароход наш, точно птица-лебедь, гордо покоился на воде. С шумом, забывая, что мы взрослые, представители ЦК, взлетели мы на палубу парохода, заняли спальные места. Для всех нас это было первое путешествие по воде, мудрено ли, что мы так радовались! И конечно, разве можно сравнить удобный путь на пароходе с путешествием в седле, хотя я с детства приучен к любому седлу, даже бычьему! Там ты занят дорогой, своим конем, тебя мучит жара, кусают слепни. А тут стоишь на чистой широкой палубе, смотришь иа величественные скалистые берега синего Енисея, и пароход наш, точно бык, зави­девший стадо, кричит, подплывая к каждому селению на берегу.
Родные просторы расстилаются передо мной, родные края приближаются мне навстречу. Милый мой далекий Амырак, мое пастушье детство, моя маленькая подружка Долбанма… Низкий поклон вам!..

Перевод М. Чаниной и И. Чернева.
Издательство «Советская Россия»,
Москва – 1977