Три сестры

Пустился тогда старик на хитрость, подтолкнул старуху, чтоб в разговор не вмешивалась, и сказал так:
— Чылбыга, Чылбыга! Посмотрика-ка получше кого ты съесть собираешься. Зубы обломаешь. Приходи-ка вечером. К тому времени наши дочки вернутся. Тогда и полакомишься вволю.
Старуха от таких слов аж руками всплеснула, старику хотела в волосы вцепиться, но тот строго шикнул на неё, чтобы помалкивала.
— А, пожалуй, ты прав, старик, — пробормотала ведьма. — Ожидайте меня вечером.
Ушла Чылбыга, а старики стали голову ломать — как самим уцелеть и дочек спасти. Думали-думали и надумали: самим еще до вечера откочевать на новое место, а дочек до утра в лесу продержать, чтобы от Чылбыги спасти, если та по следам стариков в погоню пустится.
Тем временем вернулись дочки из леса. Младшая большую вязанку за плечами несет, а старшие пятью хворостинками от комаров отмахиваются да промеж себя шутками обмениваются.
Вышли им навстречу старики, каждой по ведерку из бересты вручили и такой наказ дали:
— Идите, дочки, опять в лес. Пока не наберете по полному ведёрку ягод — не возвращайтесь.
Удивились сестры, но послушались родителей. Как толь­ко скрылись они с глаз, старики принялись чум разбирать, к перекочёвке готовиться.
— А вдруг не найдут они нас на новом месте? — забеспокоилась старуха.
— Найдут, — заверил её старик. — Алдын-кыс по следам звериным норы отыскивала, а уж нас и подавно найдет. Оставлю я ей оселок, что достался мне от отца моего в наследство.
— А я,— говорит старуха,— оставлю ей гребешок, который мне мать подарила, да беречь наказывала.
Спрятали в траву старики свои подарки и откочевали за три перевала.
А сёстры уже далеко в лес зашли, напали на ягодное место. Младшая сразу заметила, что ведёрко оказалось без донышка, завязала его платком и стала, спины не разгибая, ягоды собирать. Старшие же сёстры две ягоды в рот кладут, а третью в ведёрко бросают. Не сразу, но и они догадались, что ведёрки у них без донышков, стали родителей ругать, а Алдын-кыс говорит:
—  Неспроста так сделали отец с матушкой. Знать им нужно было, чтобы не вернулись мы сегодня домой. Будем ночлег искать.
Испугались старшие сёстры — не приходилось им в лесу ночевать. Стали они Алдын-кыс сестричкой величать, упрашивать не оставлять их одних, да ночлег хороший устроить. «Вот как вы заговорили», — усмехнулась про себя Алдын-кыс, а вслух сказала:
—  Не оставлю я вас в беде, но, чур, слушаться. Пока светло, травы нарвём, под лиственницей и переночуем.
Впервые горячо принялись за работу старшие сёстры, впервые стали послушными и радушными к Алдын-кыс. Пугала их ночь в глухом лесу. За каждым кустом чудились им звери и страшилища. А Алдын-кыс над ними подшучивает:
— Пугливому коню чудится, трусливому человеку мерещится.
Вечером Чылбыга пришла к тому месту, где чум стариков стоял. Была она злая-презлая, голодная-преголодная. Смотрит и ничего не видит. Протерла глаза — опять пусто.
—  Вот какой вредный старик! — закричала она визгливым голосом. — Знала ведь, что нельзя верить людям, а тут поверила. — Делать нечего, поплелась Чылбыга восвояси.
Утром вернулись сёстры из леса и тоже ахнули — нет ни чума, ни стариков. Старшие сёстры расплакались и запричитали:
—  Вот зачем они нас в лес отправили! Избавиться ре­шили. Вот какие нам достались плохие родители!
Алдын-кыс их успокаивает, родителей оправдывает:
— Неспроста отец с матушкой так поступили. Может быть они, чтобы нас спасти, сами погибли. Не хнычьте, несмышленые!
Стала Алдын-кыс осматриваться и что-то отыскивать. «Не могли, — думает, — родители нас покинуть и ничего не оставить». Долго искала, но все же нашла.
— Вот смотрите! — крикнула она сёстрам. — Это нам от папеньки оселок, а это от маменьки гребешок.
— Фу!— скривили рот старшие сёстры. — К чему нам эта дрянь, Нечего сказать — хорошенькое наследство!
—  Как знать? — возразила им Алдын-кыс. — Может быть, оно сослужит нам добрую службу.
Бережно завернула Алдын-кыс находки в поясок и повела сестёр по чуть заметным следам, которые протянулись к трем перевалам. Только было начали подыматься в гору, как старшие сёстры, пошептавшись, завозражали:
—  Не пойдем мы через высокие горы ноги свои о камни сбивать. Мы пойдем в обход, лесом. Днем там не страшно. А ты — как хочешь.
Не помогли уговоры Алдын-кыс. Упрямые сёстры пошли лесом. Пожалела Алдын-кыс сестёр и решила не расставаться с ними.
Долго ли, коротко ли шли они, но вот на одной из лесных полян увидели чум. Дымок над ним синий вьется, значит кто- то там хозяйничает. Обрадовались старшие сёстры, к чуму наперегонки побежали. Захотелось им обогреться и сытно по­завтракать. Пришлось и Алдын-кыс вместе с ними в чум войти.
А в чуме Чылбыга у очага сидит. Злая-презлая, голодная-преголодная. Как увидела трех сестёр, засуетилась, усадила нежданных гостей, дверь прихлопнула и спрашивает:
—  Это старик вас ко мне направил?
— Да нет, — отвечают старшие сёстры. — Мы сами на дымок зашли. Отец бросил нас, бедных, и откочевал неведомо куда.
— Нехороший старик! — поддакивает им Чылбыга. — Я сразу вчера это заметила. Сейчас я вас, бедных; обогрею и накормлю досыта.
Насторожилась при этих словах Алын-кыс, но виду не подала.
—  Скажите, бабушка, а зачем вы вчера к нам пожаловали?
Посмотрела Чылбыга на девушку недобрым взглядом, хотела накричать на любопытную, но переборола себя и притворно ласково ответила:
—   Да так, за пустяком… Попросила оселок, чтобы нож наточить, и гребешок, чтобы волосы расчесать. А пришла воз­вратить, стариков и след простыл.
— Так вы их нам отдайте, — предложила Алдын-кыс. Она уже догадалась, что перед ней Чылбыга.
— Ишь ты какая быстрая! — захихикала Чылбыга. — Сама расквитаюсь с твоим стариком! — и глазами так гневно сверкнула, что и старшим сёстрам стало не по себе.
Поставила старуха на очаг большой котёл с водой — откуда только сила взялась! — и что-то под нос себе бормочет. Алдын-кыс принялась помогать ей, дровишки в огонь подкладывать, а сама прислушивается. Разобрала, что Чылбыга грозится всех в котел бросить, а начать с неё.
Недолго думая, Алдын-кыс кинула охапку травы на костер, схватила сестёр за руки и бросилась с ними бежать куда глаза глядят.
— Скорее, скорее, — подгоняет она сестёр. — Это Чылбыга! Поймает — всех съест.
Не успели сёстры и до конца поляны добежать, как выскочила Чылбыга из чума. Протёрла глаза от дыма, увидела беглянок и вприпрыжку за ними припустилась. Вот-вот догонит. Тогда Алдын-кыс бросила перед ней оселок и крикнула: «Превратись в скалу до небес!» И тут же поднялась из земли высоченная скала.
Обрадовались старшие сёстры и присели на травку.
Теперь ей нас не догнать. Передохнем чуток. Спасибо тебе, Алдын-кыс. Ты нас от верной смерти спасла. Не серчай за старое, глупые мы были.
— Ну раз вы поумнели, — отвечает им младшая сестра, — то нечего здесь рассиживаться. Чылбыга так просто от нас не отступится. Она уже давно в обход скалы скачет. Бежим!
И правда, не успели сёстры достичь середины желтой степи, как Чылбыга вдали показалась. Словно по воздуху летит старая, только халат по ветру развевается, вот-вот догонит. Бросила тогда Алдын-кыс перед ней гребешок и воскликнула: «Превратись в непроходимую тайгу!». Поднялся тут из земли дремучий лес. Обрадовались старшие сёстры и просят Алдын-кыс дать им дух перевести, отдохнуть. Теперь, мол, Чылбыга не страшна. Но опять не согласилась с ними Алдын-кыс:
—  Бежим! Опасность не миновала.
И впрямь, только добежали сёстры до реки, как увидели Чылбыгу. Скачет она по верхушкам деревьев, словно белка, и кричит что-то дурным голосом. Тайга дремучая, считай, уже позади осталась.
Заплакали тут старшие сёстры, а Алдын-кыс заприметила у берега старушку и кинулась к ней. А та оказалась страшной-престрашной. Зубы оскалены и гнилые. Космы редких волос по плечам, как лишайник, лежат. Сидит старуха на берегу, словно неживая. Кажется, что ничего не слышит, ничего не видит. Только речной песок из руки в руку пересыпает. Отшатнулись от старухи старшие сёстры, а Алдын-кыс, напротив, улыбнулась ей и ласково просит:
— Добрая бабушка! Гонится за нами Чылбыга. Помоги нам через речку поскорей перебраться!
—  Ведаю, обо всем я ведаю, — неторопливо отвечает старуха, а сама знай песок из руки в руку пересыпает. — Скажи-ка мне поначалу: красиво ли моё лицо?
—  Конечно, красиво. Краше я и не видела!
—  А белы ли и крепки ли мои зубы? — продолжает допытываться странная старуха. Старшие сёстры от досады только зубами скрипят, а Алдын-кыс как ни в чем не бывало отвечает:
—  Твои зубы белее первого снега и крепче речной гальки, бабушка.
—  А густы ли мои черные волосы?
—  Густы, густы, бабушка, как деревья в дремучей тайге, и черны, как безлунная ночь.
Заулыбалась тут старуха и уже быстро приказывает:
—  Бегите вдоль речки. Наломайте сырого и сухого тальника.
Выполнили девушки наказ старухи. Старшие сёстры так нагрузились тальником, что идут – качаются от тяжести. Никогда раньше так проворно не работали.
— Что нам дальше делать, бабушка? — спрашивает Алдын-кыс.
— Одной рукой за сухой тальник держитесь, а другой рукой на сырой опирайтесь и плывите.
Только перебрались сёстры через речку, как к другому берегу Чылбыга подбежала. Увидела старуху и приказывает ей:
—  Переправь меня поскорее!
— Не спеши, Чылбыга, — отвечает ей старуха. — Ответь сначала на мои вопросы. Красиво ли моё лицо?
— Какое там красиво! Глазам на тебя смотреть больно. Ну, чего еще хочешь от меня узнать, страшилище?
— А белы ли и крепки ли мои зубы?
— Твои зубы желты, как труха в старом дупле, и шатаются, как ветка в бурю. Еще чего тебе надобно «красавица»?
— А густы ли и черны ли мои волосы?
— Они густы, как ободранный волком лисий хвост, и черны, как снег.
—  Так, так… Тогда наломай сырого и сухого тальника, да не забудь набрать полный подол камней тяжёлых и завязать их потуже.
Выполнила всё это Чылбыга и, запыхавшись, опять к старушке вернулась.
— Что мне дальше делать?
— А дальше ступай смело в воду. Держись за сырой тальник, а на сухой опирайся.
Бросилась Чылбыга в речку. Держится за сырой тальник, а он под воду идет. Опирается на сухой тальник, а он ломается. Ко дну пошла, только пузыри по воде загуляли.
Увидели это старшие сёстры, перестали отжимать от воды свои волосы и халаты. От радости кинулись обнимать да целовать Алдын-кыс. А та на другой берег смотрит. Сидит там, как прежде, старушка и песок из руки в руку пересыпает. И показалось издалека Алдын-кыс её лицо и впрямь прекрасным, зубы белыми-пребелыми, а волосы, что по плечам рассыпались, густыми да чёрными, как смоль.
Взялись сёстры за руки да так и пришли к чуму родителей за тремя перевалами. Издали их приметили старики. Стоят возле чума и плачут от радости.
— Вот, — говорит старуха, — мы Чылбыгу провели и дочек своих сберегли.
— Не только сберегли, — возразил ей старик.— Они, как я погляжу, сблизились меж собой, сроднились. Если будут крепко друг друга держаться, то хорошую жизнь проживут. Лучше нашей.